Чистяков Максим

Даже не знаю, с чего бы начать свое повествование. А, нет, кажется, я понял. Вот удивительно, напишешь то, что не знаешь, о чем писать – и на ум сразу приходят гениальные идеи. Начну, пожалуй. Нет, нет, что вы. Я не буду представляться вам, а тем более начинать рассказ с глупых мелочей, которые забьют вам голову и к тому же быстро наскучат. Когда-то кто-то из знакомых бросил мне такую фразу: «Тебя все любят, потому что ты говоришь то, что они хотят слышать». Все же, это правда. Я хорошо подстраиваюсь под людей. Тогда, я, все же, могу нарушить свое слово. Не осуждайте меня, я все же представлюсь. Приятно с вами познакомиться, я – Лицемер. Буду рад дальнейшему общению, сотрудничеству и прочим почестям или формальностям. Я обещаю, что в этом рассказе буду писать только правду. И не буду пытаться никому угодить. Вот честно-честно. Возможно, после моего небольшого рассказа о своей жизни вы меня осудите. А может, я опять буду пытаться вам угодить. Нет, так нельзя. Это отвратительно. Хоть где-то же я должен быть собой. Будут ли меня осуждать за ложь или за правду, будут ли меня любить за ложь или за правду… К слову, люди такие интересные. Когда ты показываешь им свой характер, они осуждают тебя. Когда ты подхалимничаешь и говоришь им то, чего они так жаждут – тебя опять же осуждают. Ну и как, позвольте спросить, жить в таком сложном мире? Я не понимаю людей. Совершенно. А люди едва ли понимают меня. Не хочу так жить. Вообще просто жить не хочу. Поэтому просто теку по реке пустого существования, делаю что-то, что должны по идее делать люди, изредка поддакиваю «личностям». Неплохо получается. Возможно, в имитации жизни я действительно преуспел. Вернемся к моему рассказу.
Я не помню имя знакомого, который тогда сказал мне те слова. Сейчас я даже его лицо вспомнить не могу. Но с уверенностью могу сказать, что я его ненавижу. Всем сердцем ненавижу за то, что именно после его слов вся моя жизнь пошла под откос. После его слов я стал бояться собственных слов, самого себя. После этого меня стала осуждать буквально каждая тень прохожего. Будь то знакомые люди, официантки в баре, студенты, прогуливающие пары. Я боялся каждого мало-мальски косого взгляда в свою сторону. Когда я шел до дома, ехал на учебу или просто пытался дойти до магазина, мне становилось дурно. Боги, а если кто-то позади меня начинал смеяться? Какой же леденящий душу ужас сковывал меня. Что, если это из-за меня? От этого было так скорбно. До слез скорбно. Ноя не позволял себе рыдать на людях. Что, если они еще громче станут смеяться надо мной из-за этого? Что, если они смеются, потому что я – жалок и смешон? Вечно печальный, вечно тревожный. Мне кажется, на моем лице просто застыла гипсовая маска покойника. Ни улыбки, ни малейшей тени радости. Правда, и мертвого спокойствия у меня не было. Дырявая гипсовая маска, с выемками для глаз. Вечно печальных глаз. Вообще, у меня в целом было странное лицо. Речь даже не про его выражение. Вроде смотришь – глаза красивые, нос неплохой, обычный, губы милые. А на одном лице смотрится некрасиво. Жутко становится. Даже в своем лице я разобраться не способен.
После тех самых слов я и стал Лицемером. Мне казалось, что раз уж я не понимаю истинные намерения людей, то могу хотя бы подыгрывать им и их фальши. Я мог улыбаться, когда мне рассказывали не смешную шутку, мог паясничать, когда это требовалось. А в какой-то момент мог нацепить на себя маску страдальца, чтобы меня пожалели девушки. Девушки, к слову, самые удивительные людские создания, ей Богу. Им так нравится жалеть всех вокруг себя. Они могут представить тебя несчастным, даже если ты самый счастливый человек на свете. Всегда приласкают, всегда скажут доброе слово, прижмут к груди. Но стоит тебе чуть-чуть переусердствовать со своими страданиями – они становятся разъяренными пантерами. Начинают злиться, неистовствовать. Как они умеют больно рассекать твое сердце своими ногтями. Ни одного мужчину ничто не может ранить более сильно, нежели слова: «Какой же ты слабый мужчина. Ты же сильный пол, ты не должен разводить нюни». Сами женщины наверняка не думают о том, что они куда сильней. Притворщицы и сладкие обманщицы. Делают вид, будто слабые, а на самом деле готовы в горло вцепиться неугодному. Ах женщины. Живут ради любви, никому не позволяя ее оскорблять. Готовы хоть на край света пойти за своим любимым, грудью его защищать, голову на отсечение отдать, если потребуется. Потрясающие, сильные женщины. Возможно, мы живем в мире женственных мужчин и мужественных женщин. Впрочем, не исключаю возможность того, что все мои суждения исходят из моего неправильного понимания мира. Глупо было бы исключать такую возможность.
Вообще, в то лето, когда мое узколобие и боязнь людей достигли своего апогея, я повстречал одну девушку. В то время я еще учился в школе. Она была на год старше меня, переходила в девятый класс. Я же тогда только закончил седьмой и должен был начать восьмой. Она была очень красивой. Русые волосы, большие карие глаза, пухлые губы. А еще у нее были острые коленки. Нет, по ней нельзя было сказать, что она была излишне тощей. У нее было простое, здоровое тело. Но коленки почему-то всегда были острыми. А еще она была очень доброй. В ней не было того, что я всегда считал «настоящим человеческим добром», для нормальных людей скорее мое представлении о доброте являлось представлением о святости. Но она была обычной, доброй по всем понятиям нашего мира. Она всегда поддерживала друзей, была терпелива к другим и никогда не оскорбляла людей в лицо. Как-то так вышло, что мы с ней сразу же нашли общий язык. Познакомились мы в летнем лагере. Оба дети, оба потерянные в большой компании других. А еще нас обоих пугали те люди. Но по разным причинам. Ее дети пугали потому, что она была новенькой. Меня же эти же дети пугали по той причине, что с ними я был знаком давно и поэтому всегда находился в гуще всех лагерных событий. Собственно, неудивительно, что впоследствии ее страх улетучился, а мой остался, почти что увековеченный. Если говорить честно, то эта девушка вообще была моей полной противоположностью. Она была смелой, выносливой, любила людей и дарила им свой свет. А я… Рядом с ней я был тенью, но меня предпочитали называть ее лунной стороной, воспринимая меня таким же ярким, как и ее. Когда мы вернулись в город, мы продолжали общение. Тогда мы выяснили, что мы действительно отличаемся всем, кроме наших взглядов на жизнь. У нас были разные суждения о жизни, у нас были разные цели. Мы с ней вообще были до абсурда не похожи. Она была хороша в точных науках, прекрасно ладила с физикой и алгеброй. А я… Я любил всем сердцем ... Показать всё

Скрыть